Закон о персональных данных убивает журналистику?

С 1 июля произошло ужесточение законодательства, серьезно затрудняющее работу средств массовой информации. При этом прошедшая 28 июня видеоконференция Уральского управления Роскомнадзора не сильно внесла ясность в перечень новых запретов и ограничений. Более того, выяснилось, что сотрудники уральского и челябинского Роскомнадзора по-разному понимают вводимую систему ограничений.

О том, что можно считать главным ограничением, уже говорили. Теперь фактически закрыта сама возможность журналистских расследований, без которых журналистики вообще-то не бывает. Закон о защите персональных данных резко ужесточает ответственность за несогласованное разглашение этих самых персональных данных граждан. Понятно, что журналистов интересуют чаще всего не рядовые граждане, а политики, чиновники, известные предприниматели, руководители силовых структур. Те или иные нарушения закона допускают все вышеперечисленные категории лиц. Беда для прессы теперь в том, что, если журналисты допустили «утечку» персональных данных, это будет расцениваться как …злоупотребление свободой СМИ. А персональные данные – это фактически любая информация об объекте журналистского расследования. Редакция СМИ может в два счета получить предупреждение Роскомнадзора. Не стоит лишний раз напоминать, что два предупреждения за год – уже есть повод для иска в суд о прекращении деятельности средства массовой информации. Фактически в России таким образом запрещают журналистику.

Я не преувеличиваю. Поскольку даже при использовании данных из открытых источников прессу теперь дополнительно ограничивают. Отныне журналисты имеют право брать из открытых источников только имя и фамилию (без отчества) героя материала, а также его должность или место работы. Описывать, где человек и как живет, с кем общается, уже будет считаться нарушением закона. Причем, для СМИ будет нарушением закона опубликовать даже то, что человек сам опубликовал о себе в социальных сетях. Понятно, что можно поступить по-другому: подробно рассказать о жизни человека, но изменить имя или использовать лишь инициалы. Однако в этом случае становится уже непонятно, о ком идет речь. И теряется сам смысл журналистской работы. Благодаря прессе цивилизованное общество контролирует деятельность высокопоставленных должностных лиц, включая депутатов, мэров, губернаторов, президента.  

Согласно введенным изменениям в закон о персональных данных, главным критерием для того же Роскомнадзора является объем опубликованных сведений о человеке. Если информация не способствует идентификации личности, ее можно, видите ли, свободно размещать в СМИ. Правда, возникает вопрос – кому такая информация вообще будет нужна?

На встречах с юными журналистами я всегда советую читать «Универсального журналиста» Дэвида Рэндалла. Эта книга была написана в помощь молодым журналистам именно России. Напомню ключевой, на мой взгляд, момент из этого пособия: «Хорошие журналисты во всем мире одинаково понимают свою роль. Прежде всего, это означает задавать вопросы и сомневаться. Затем:

- Отыскивать и публиковать информацию вместо слухов и измышлений.

- Сопротивляться правительственному контролю или вовсе избегать его.

- Информировать избирателей.

- Тщательно расследовать действия и бездействие правительств, выборных представителей и общественных организаций.

- Исследовать мир бизнеса, обращение с рабочими и покупателями и качество продукции.

- Облегчать жизнь пострадавшим и тревожить удобно устроившихся, предоставляя свой голос тем, кто лишен возможности быть услышанными.

- Держать зеркало у лица общества, показывая его достоинства и пороки, развенчивая лелеемые им мифы.

- Работать на торжество правосудия, демонстрируя его победы и расследуя поражения.

- Содействовать свободному обмену идеями, особенно - такими, которые идут вразрез с господствующей идеологией.»

В условиях изменившегося российского законодательства выполнять свое вышеописанное предназначение СМИ в России больше не смогут. На нас надели намордник в лице указанного закона и Роскомнадзора. Теперь автор материала должен взять согласие того, чьи персональные данные он собирается опубликовать. В некоторых ситуациях это согласие должно быть дано еще и в письменной форме – эти случаи перечислены в статьях 8, 10, 11, 12 и 16 федерального закона «О персональных данных». В частности, в статье 8 говорится: «В общедоступные источники персональных данных с письменного согласия субъекта персональных данных могут включаться его фамилия, имя, отчество, год и место рождения, адрес, абонентский номер, сведения о профессии и иные персональные данные, сообщаемые субъектом персональных данных.» И тут же добавляется: «Сведения о субъекте персональных данных должны быть в любое время исключены из общедоступных источников персональных данных по требованию субъекта персональных данных либо по решению суда или иных уполномоченных государственных органов.»

Разглашение сведений, касающихся расовой, национальной принадлежности, политических взглядов, религиозных или философских убеждений, состояния здоровья, интимной жизни возможно только с разрешения человека. Как, скажите, описывать теперь работу политиков? У каждого из них каждое СМИ теперь до публикации должно спрашивать разрешения на обнародование его политических взглядов? Даже если он состоит в той или иной партии? Абсурд.

Нелегче с фото и видеоматериалами. Если на фото и видео можно опознать человека, это считается распространением биометрических данных и требует …согласия субъекта. Исключением является только публикация фотографий во время розыскных и следственных действий. Для СМИ опять-таки есть лишь один выход – публиковать фотографии без подписей или давать минимальную информацию под ними. И то это будет рискованно.

Во время видеоконференции 28 июня я, как редактор сетевого издания Lentachel.ru, задал вопрос представительнице Уральского управления Роскомнадзора, которая вела конференцию. Вопрос касался одной из прежних наших публикаций, в которой челябинское управление Роскомнадзора усмотрело нарушения и потребовало убрать подробности происшествия. А происшествие было такое. На сайте службы спасения рассказывалось, как мужчина бросился с моста в реку. И прямо говорилось про попытку суицида. В публикации на Lentachel.ru не использовались слова "суицид", "самоубийство", тем не менее челябинский Роскомнадзор решил, что детали происшествия указывают именно на попытку самоубийства и потребовал скорректировать заметку или же вовсе удалить с сайта. Мы пошли первым путем. И внесли корректировку: "Новость временно отключена в связи с жалобой от Роскомнадзора в адрес сайта Lentachel.ru. В новости была информация от пресс-службы областной поисково-спасательной службы о том, что мужчина что-то сделал, о чем нельзя говорить на нашем сайте, но можно говорить на сайте областной поисково-спасательной службы."

Я описал этот случай представительнице уральского управления Роскомнадзора в присутствии всех участников видеоконференции. В ответ услышал, что достаточно было внести слово "предположительно" рядом со словом "самоубийство". И вопрос был бы снят. Я пояснил, что у нас в заметке в принципе не было слова "самоубийство". Стало быть, и сглаживать словом "предположительно" было нечего. Ведущая видеоконференции замялась. Потом сослалась на то, что не видит контекст.

Какие можно сделать выводы? Во-первых, что журналистика посредством новых законодательных ограничений уничтожается фактически в России на корню. Цензура по Конституции запрещена. Однако есть масса ограничений, которые фактически лишают журналистов возможности заниматься журналистикой. Во-вторых, есть основания думать, что отдельно взятый челябинский Роскомнадзор превышает свои полномочия. В-третьих, что в системе Роскомнадзора нет четких критериев оценки для обнаружения нарушений. А значит, драконовские изменения в законах будут дополнительно усилены своеобразным «пониманием» их применения в данном контролирующем ведомстве.

На видеоконференции челябинские журналисты просили представителя ведомства выдать письменные инструкции, что все-таки будет запрещено с 1 июля. Однако таковых не дождались. Как пояснила представительница Уральского управления Роскомнадзора, каждый случай индивидуален. Поэтому и решать Роскомнадзор будет индивидуально с каждым. Ничего хорошего для СМИ такой подход не сулит.

При таких ограничениях, да еще и «творческих» подходах Роскомнадзора прессе работать будет чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Надо будет, видимо, уточнить имена тех, принимал данный безумный закон. И конечно, запомнить имена тех, кто с таким усердием его исполнял. Когда придет время закон о персональных данных в его нынешнем виде отменять (не факт, что все нынешние СМИ к тому времени выживут), можно будет вспомнить "героев" поименно. И воздать им по заслугам. Разумеется, в соответствии с нормами закона!

В Роскомнадзоре уже приводили пример, когда публикация о доходах госслужащего была определена как нарушение закона! Журналист взял сведения из официальной декларации чиновника, где также был указан доход его супруги. В тексте журналист дописал должность жены служащего и прочую информацию. Последовала жалоба от «пострадавших».

Претензии теперь могут, оказывается, возникнуть даже к публикациям, где дается справка о карьерной истории чиновника – где он учился, жил, работал. И в таком случае журналисту будет необходимо брать согласие у «субъекта персональных данных».