Последний собкор

- В «Комсомолке» задерживаются люди либо талантливые, либо порядочные…

Вячеслав Фронин, не закончив фразу,  бросил передо мной пачку сигарет:

- Кури…

Сигареты били дорогие, заморские. Я курил и думал: пройду ли я  этот барьер в лице первого зама? Фронин был последним из членов редколлегии (в то время в ней были исключительно одни члены, других органов не было), кто проводил со мной собеседование.  То, что я не талантлив, было ясно, как пень. Андрей Константинов, бывший челябинский собкор, только что взлетевший на 6-й этаж, приземлил меня сразу, как я только приехал утверждаться в «КП» собкором по Челябинской области: 

- Кто ты есть? Ничтожное говно, вот ты кто. Посмотри, вон идет Сунгоркин – он написал книгу про БАМ. Книжка – толще, чем у Льва Толстого. Лауреат премии Ленинского комсомола, между прочим. А вон Песков, у него премия еще толще – Ленинская… Видишь, сидит товарищ, слегка нетрезвый? Это Саня Афанасьев – гений! Вот так вот, дедулька!

Ну, как тут не пасть духом?

«Дух шестого этажа» - эти слова въелись в мозг навечно, как цирроз в печень алкоголика. На этаже пахло окурками, которые «мариновались» в банке из-под растворимого кофе. Морда у меня была кислая, как это запах. Пригляделся к двум стажерам, сидящим на подоконнике: где-то я их уже видел…

Коля Худобин из Кемерово – плотный, борода лопатой. Рустам Арифджанов из Баку – стройный (кто это сейчас помнит?), седой, на белой рубашке – алые следы горячих поцелуев  и крепкого портвейна. Несколько лет назад  встречались в Магнитке, на всесоюзном слете нештатных корреспондентов «КП», сидели за одним столиком в кафе. Надо же оказаться в том же составе в один и тот же час на 6-ом этаже в «Комсомолке»!

 На  этаж взяли нас всех. Коля Худобин продержался в «Комсомолке» года два: «Не могу писать для этой газеты: сяду за стол – дрожь в коленках!». Талант у Коли был, уверенности не было. У Рустама все было с излишком – и наглый был, как черт, двери ногой к начальству открывал, и писал радостно и легко (впрочем, так же, как и пил).  Поработал собкором в Тюмени, затем быстро перебрался на этаж, блистал во всей восточной красе. А я что? Серая мышь. Владимир Сунгоркин, работавший под Афанасьевым  (зав. отделом рабочей молодежи), выражений не выбирал:

- Кого берут, а? Совсем безрыбье, что ли? Ты странный какой-то, в костюме ходишь, при галстуке. Не кэгэбэшник ли? Не пьешь ни с кем…

Через несколько лет Сунгоркин стал главным редактором «Комсомолки». Он меня и выгнал. Обиды на него нет – Сунгоркин большой профессионал, а если и есть у него недостатки, то по сравнению с этим – ничто.

В поисках «подвала»

На утренних планерках у дежурного редактора, так называемых «топтушках» (народ топтался возле стола), шла битва за место на газетных полосах. Обычно в дефиците был подвал на второй полосе.

- Народу в конторе хренова туча, - орал дежурный редактор, - а подвала нету!

На «топтушке» нужно было продать часто еще не написанный материал, сочинив нечто вроде рекламного слогана – выслушивать длинные речи здесь было не принято.

- Мужик зарубил топором шесть человек… - робко предлагает отдел информации.

- А тема?

- Так шесть человек. Топором…

- 20 строк, не больше.

В супермаркете обыскали школьника – охране показалось, что пацан что-то стырил. В наше время – рядовой факт, сейчас не только школьников, респектабельных джентльменов к стенке в супермаркетах ставят (и за дело – тырят!). А тогда обозреватель Инна Руденко, представитель касты неприкасаемых, написала целую полосу об оскорбленном человеческом достоинстве.

Подняться до таких глобальных обобщений у меня ума не хватало. Приходилось ждать, когда в воздухе запахнет сенсацией, а для этого приходилось постоянно крутить своим провинциальным носом.

Как-то начальник женской колонии полковник Гудков за рюмкой водки рассказал мне, что был в командировке в старой тюрьме для опасных преступников. Верхнеуральский централ был построен при царе, и ходили легенды, что там некоторое время сидела Фаннни Каплан. За Каплан полковник сказать ничего не мог, но по секрету сказал мне, что, участвуя в уничтожении архивов, обнаружил дело на родственницу Адольфа Гитлера, которая сидела в тюрьме после войны и там же была упокоена. Дело полковник сжигать не стал, отвез его областному прокурору, но со страху толком не просмотрел, и фамилии родственницы фюрера не запомнил.

 Кое-какие подробности  из дела узницы Верхнеуральского централа я все-таки узнал,   выяснил и имя этой женщины – Мария Коппенштайнер, одна из родственниц Гитлера, живших в Австрии.   Оказалось, что после войны канули в неизвестность более 40 австрийских родственников Адольфа, включая несовершеннолетних детей. А Мария Коппенштайнер, осужденная на 25 лет «за преступления против человечности», была лишь простой крестьянкой, которая видела-то Гитлера всего лишь пару раз.

За этот материал я получил гонорар в 1000 рублей – стоимость полутора бутылок популярного в те годы спирта «Рояль».

Даже тяпнув рюмку-другую, собкор должен был держать ухо на взводе. В баре я услышал историю о двух челябинских музыкантах, придумавших гитару для Пола Маккартни. Думал, что пьяный бред, но, оказалось, все честно: Анатолий Ольшанский и Владимир Устинов придумали новую двенадцатиструнную гитару, у которой два ряда струн, металлических и нейлоновых, были расположены на разных уровнях. Звучала гитара просто бесподобно. Пол Маккартни, к которому сумели пробиться уральские умельцы на концерте в Лос – Анджелесе, назвал гитару «инструментом XXI века» и дал согласие включить себя в число авторов изобретения.  Лет десять я писал в «Комсомолке» про то, как совершенствовался инструмент, как играли на нем лучшие гитаристы мира… Увы, бизнесменами музыканты оказались никудышными - фабрика по производству гитар, основанная ими в Подмосковье, разорилась. А Толя Ольшанский и Володя Устинов смирились с тем, что при жизни они не будут богатыми и знаменитыми  (Маккартни связан долгосрочными контрактами с фирмами по производству музыкальных инструментов, и не имеет права появляться на публике с уникальной гитарой). Что в итоге? Володя не перенес инсульт,  а Толя  женился на дочери индийского махараджи и тихо живет в сказочной Вене.

Приходилось ли врать в «Комсомольской правде»? Приходилось, но искренне. Я, например, наверное, больше всех в СССР писал про «снежного человека», даже участвовал в одной из знаменитых экспедиций. В «снежного человека» я верил как в торжество социализма. Но оказалось, что все это – бредни. Когда за участие в экспедициях стали платить деньги, участники поисков перессорились, и признались мне, что слепки следов, мутные фотографии и так далее – чистая липа.

Если тебя не берут в герои…

- Слушай, хлеб не ел, как писать будешь?

Хозяин частной пекарни, где готовили изумительно вкусный лаваш, задал этот вопрос перед моим уходом. Я собирался написать про первый кооператив, а вот продукцию не попробовал.

Я много писал о настоящих героях. И мне захотелось встать с ними если не в один ряд, то хотя бы чуть сзади. Я прошел шесть туров кастинга популярной телепередачи «Последний герой», но понял, что герои там не нужны – организаторы искали не личности, а типажи для сценария.  На остров меня не взяли.

Если тебя не берут в герои, иди туда сам. В 50 лет я поднялся на высшую вершину Африки - Килиманджаро. Нельзя назвать это подвигом, но поступок, думаю, в этом возрасте достойный.  Еще раньше, в 48 лет, стал вице-чемпионом России по греко-римской борьбе среди мастеров. Мечтал поехать на чемпионат мира, но врач сказал, что пора завязывать: мол, в третий раз он шею на место мне уже не поставит.

Однажды я сфотографировался с двумя очень сильными мужиками – чемпионом мира по пауэрлифтингу Лешей Серебряковым и одним из сильнейших стронгменов мира Эльбрусом Нигматуллиным. Я стоял между ними и загадал желание… Жаль, что опять же по причине здоровья оно не сбылось. (Делал заявку на установление рекорда Гиннеса по транспортировке автобуса «Икарус»). Но кое-чем можно было гордиться. Занявшись, как говориться, на склоне лет, силовым многоборьем,  я сидя протащил на 10  метров сцепку из двух джипов «Тахо», кантанул колесо в 320 килограммов, пробежал 70 метров с весом 120 килограммов. Что касается рекорда, то у меня подскочило давление, и рекорд пришлось устанавливать Эльбрусу, который первым в мире протащил на 4 метра два автобуса весом 28 тонн.

В апреле 2007-го года исполнилось 20 лет с тех пор, как я был утвержден собственным корреспондентом «Комсомолки» по Челябинской и Курганской областям. В конце 80-х собкоровский корпус постепенно был упразднен.  Если я и войду в историю «КП», то останусь последним собкором этой газеты в Челябинской области.

За это время все мы изменились. Изменилась и газета. Не всегда она меня радует. Бывает, что и поругиваю коллег. Но читаю каждый день.